Милый мой мальчик. Ты волнуешься, я вижу это. Твоё лицо напряженно и я не могу сдержать улыбки, наблюдая за тобой. Ты такой идеальный, даже косметика не делает твой образ хуже. Хотя, ты всегда мне больше нравился без макияжа, особенно когда спишь. Я помню, как зашел к тебе в комнату две недели назад, вернувшись с очередной пьянки и застал тебя спящим. Я стоял словно очарованный. Свет луны падал на твоё лицо и, мне показалось, что я не выдержу. Но нет, я держался крепко. Подошёл, сел рядом и не тревожа тебя, рассматривал лицо. Когда спишь, ты такой серьезный и одновременно милый. Теперь я буду каждую ночь зарываться лицом в твои ароматные и приятные на ощупь волосики и мешать спать, уже не боясь разбудить. Я буду целовать тебя, настойчиво и мягко. Боже, мне кажется, что я никогда в жизни не смогу оторваться от этих губ. Родной, что же случилось с нами? Я в жизни, никогда за двадцать один год не чувствовал себя так счастливо и... свободно. Птица вырвалась из клетки, она, наконец может парить в небе. На неё не влияет ничего, у неё нет страхов. Хотя нет, есть один. Потерять эту безмятежность и это состояние, которое невозможно описать словами. Их будет мало. Просто это нужно прочувствовать. Так же и я боюсь лишь потерять тебя. Ты мой ключик от клетки. Моя свобода, моя жизнь. Я растворюсь в небытие, если это вдруг прервется. Теперь я никогда и никуда не отпущу тебя. Ты весь мой, от пальчиков ног до кончиков волос. Сегодня они пахнут мелиссой и немного сигаретным дымом. Но этот запах сводит меня с ума, заставляя проникнуть в голову самым страстным фантазиям.
Я буду для тебя звездой, верным псом. Кем только пожелаешь. Нет, это ни в коем случае не ролевые игры.
Роберт Хайнлайн в своей книге "Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга" написал одну очень интересную фразу, которая навсегда застряла в моей голове. Она звучит так: Любовь, моя милая, это не техника, это отношение к делу. Желание сделать кого-то счастливым и умение это делать. У меня к тебе любовь, Билли. Ведь мне абсолютно наплевать на себя, сейчас я могу думать только о том, чтобы сделать тебе приятно. Чтобы ты тоже чувствовал себя свободным и безмятежным. Забыв о гордости, я буду хранить твой сладкий сон, и никто не сможет этому помешать. Как бы кому не хотелось, у них это не удастся.
Ты вскрываешь мои свежие шрамы, я уверен, будь мы в разных местах, я был бы уже пьян и имел какую-нибудь девочку. А потом кидал, снова и снова возвращаясь, домой к тебе. Наблюдая за твоим сном, я находил бы себя беспомощным и слабым. Так, что хорошо, что мы, наконец, всё прояснили. Помнишь? Я фаталист. Верю в судьбу. Значит всё это должно происходить. Честно сказать, я нисколечко не против. Ведь я знаю, что ты полностью принадлежишь мне. Пусть это звучит несколько эгоистично, но ведь правда. Ты и сам не в состоянии отрицать этого. Мой наркотик, мой маленький рай.
Я не могу оторвать взгляда от твоих пронзительных глаз и закусываю губу, кокетливо хлопая ресничками. А вообще, разве можно чувствовать так много сразу? Я открываю тайны и они важнее, чем находка Христофора Колумба. Лично для меня. Нам бы сейчас быть где-нибудь на Мальдивах. Чтобы чувствовать бриз и разглядывать звёзды, лёжа рядом. А потом встречать рассвет. Вообще, ты, конечно же, знаешь, я никогда не был романтиком. Но в такие моменты меня прямо прорывает на, что-то великое и экстраординарное. Чтобы ты вообще больше нисколько не сомневался в моих чувствах к тебе. Чтобы сомнения никогда не посещали твою голову. Отвожу взгляд и еле слышно вздыхаю. Я готов посветить тебе всю свою жизнь, мне хочется прокричать об этом, чтобы все вокруг знали. Но у нас будет очень много времени на слова, а сейчас нужно насладиться этим моментом. Этот день, как первооткрыватель. Мы открылись друг друга и, это сделало нас счастливыми. Я полностью уверен. Кстати я очень сильно заболел. Тобой.
Чувствую твою руку на своём колене, она поднимается вверх и останавливается на члене. Дыхание учащается, итак уже разгорячённая плоть твердеет, и я не могу сдержать приглушенный стон. Боже, я ведь одет. Что будет, когда мы будем обнажены? Боюсь, я не смогу сдержаться и, как двенадцатилетний мальчишка кончу от одного прикосновения твоей руке к моей плоти.
-Не своди меня с умааа
Единственное, что может вырваться из моих уст. Я поднимаю голову и сталкиваюсь взглядом с официантом. Мои глаза выдают растерянность, его-ужас и даже некую зависть. Нет, малыш. Этот парень, сидящий рядом, никогда даже не взглянет на тебя, как на объект своей прихоти. Он мой, мой, мой. Я даю понять тебе это и ты, всё так же удивленно разглядываешь нас и ставишь на столик блюдо. Упс, я, кажется уже даже забыл о мороженном. Ягоды клубники, взбитые сливки. Облизываю губы и слышу твой голос
-Покормишь меня мороженным?
Я ничего не отвечаю и беру клубнику. Провожу ею по сливкам и мороженному, после чего ягодка отправляется ко мне в рот. Я дразню тебя и, проглотив, улыбаюсь. Следующая клубничка отправляется уже тебе в рот, и я с умилением наблюдаю за тем, как ты её жуёшь. Теперь я хочу всегда кормить тебя, буду постоянно делать тебе чего-нибудь вкусненькое. Хочу баловать тебя каждый день, даже такими мелочами. Отвожу взгляд, вслушиваясь в биты музыки. Однако это не мешает услышать мне твою следующую фразу.
- Я твой. Целиком и полностью твой навсегда.
А я и не сомневаюсь. Мне это стало понятно сразу же после твоего признания. Кстати, братишка. Ты сильный, я слабее тебя. Я бы никогда не признался первым в своих чувствах, я бы продолжал хранить это в себе и пытаться убить. А может это было твоим планом? Вытащить меня сюда, чтобы поделиться самым главным, что происходит сейчас в твоей жизни. Нет, не так. В нашей жизни. Она ведь у нас на двоих. Как и сердце. Моё никогда не перестанет биться, пока бьется твоё. Я обещаю. Мы исчезнем вместе, как и появились. Только надеюсь, никому не придется ждать. Даже десять минут без тебя, наверное, покажутся адом. А если и так, то лучше я пройду через него. Чтобы ты ни в коем случае не испытывал психологической боли. Ты подождешь меня там, зная, что я в дороге.
-Навсегда..
Повторяю я за тобой эхом и улыбаюсь. Вновь прижимаю тебя к себе и целую. Страстно и настойчиво. Аккуратно наклоняю тебя и кладу на диван, теперь нас точно никому не будет видно. Тем более от моего взора не удалось скрыть изменение освещения, некоторые места уже еле еле освещаются голубоватым светом. А не намёк ли это? Хотя даже если и так - к чёрту. Я имею право целовать, обнимать и хотеть тебя, даже не смотря на то, что ты мой брат близнец.
-Навсегда мой
Вновь повторяю я и отрываюсь от губ, вглядываясь в твои глаза. Наверное, я жду твоих дальнейших действия и толчка. Раз сегодня можно всё, то я хочу всё сразу.
Сейчас весь мир принадлежит нам. Ты чувствуешь это так же, как и я. Так не медли.

Я пуст. Позволь сказать тебе, что болит. Забавно, но ты добровольно закрывала глаза на многие вещи, каждый раз находясь рядом со мной. Я старался как мог не допустить ошибки. Убеждал себя, что все в порядке. Крисмо. Ты знала, на что идешь, знала, что рядом со мной не будет все так просто, но все равно продолжила свой извилистый путь. Это был твой выбор. Мой выбор. Наш выбор. Не хотел причинить тебе боль, ранить твое сердце, разбив его на тысячи острых осколков, которые уже не возможно было собрать воедино. Мне больно смотреть на то, как я падаю в твоих глазах. Как низко и мерзко. Что же, сам виноват. Не верю, что нет обратного пути, где мы могли бы забыть о случившемся и постараться жить дальше, не возвращая наших взоров в этот день. A full fucking douchebag. Разбил наши мечты, втоптал их своими же ногами в грязь. Вот дерьмо.

This is the last time, that I will say these words
I remember the first time, the first of many lies
Sweep it into the corner or hide it under the bed
Say these things they go away but they never do

Вспоминая все свои предыдущие игры в любовь, я невольно вздрагивал. Постоянно задавался вопросом "Что она делает?", затем снова спрашивал себя, как все это докатилось до лжи? Глупое сердце вовремя спохватилось, протолкнув в сосуды свежую порцию крови. В висках заныло. Пытаюсь отгораживаться от прошлого, запираю его на сто замков, прячу в самом дальнем чулане памяти. Все разрушено. Остались только руины. Ожоги прошлого, вечно преследующие меня, постоянно напоминают мне, что от них уже не избавиться. Проще было бы никогда не начинать подобные игры, забыть, что такое любовь и что такое чувства. Гнить, ко всем чертям, в одиночестве, но не ранить сердца любимой женщины. За высокопарными речами, как правило, прячется обыкновенная ложь. Я и ты, Даутцен, раньше были вместе, чувствовал, что терял свой лучик света, оставляя тебя, не веря в то, что это конец. В памяти порой пролетали осколки, обнажая забытые пласты. Я знаю, Клара, солгал, но делал это с любовью к тебе. Хотел уберечь. Не знаю отчего, но был уверен, что тебе не стоило этого знать. Раны, оставленные в моей душе после моего первого брака, пришлось залечивать тебе. Ты хорошо с этим справлялась. Нет, не подумай, не в коем случае, ты никогда не была моей жилеткой, моим прикрытием. Не была и не будешь. Нахожусь в центре этого треугольника всего пару-тройку минут, а уже чувствую, какой шквал эмоций, недосказанных слов и косых взглядов витал по воздуху. Прожигаю взглядом Даутцен. Это был первый раз, когда я не был счастлив видеть ее. Мы расстались по обоюдному согласию, не причинив друг другу боли. Просто в какой-то момент стало понятно, что наш брак был ошибкой. Мы друзья, переступившие запретную черту. Я протягивал ей наушник, позволял забраться к себе на колени, мешая видеть экран ноутбука. Мы часто держались за руки и любили объятия. Но тогда это было в порядке вещей. Словно брат с сестрой. Эти непринужденные полудружеские отношения в симбиозе с вероятным сексом просто ушли в никуда. Развод был правильным решением.

For a moment your eyes open and you know
All the things I ever wanted you to know
I don't know you, and I don't want to
Till the moment your eyes open and you know

Я словно стою один на жизненном перекрестке, не зная, в какую сторону стоит сделать шаг.  Я не нахожу слов, не могу выразить, что там внутри. Твои слова сейчас содрогнули во мне целый мир. Все происходит слишком быстро, я не был готов к такому повороту написанного не нами сюжета. Я безразлично всматриваюсь в глаза Даутцен, чувствуя, как во мне бушует ураган, подобно морскому шторму, приносящему страшные разрушения. Я хмурюсь и виновато опускаю глаза, перебирая в памяти частицы обрушившихся воспоминаний, пытаясь понять, где же все-таки я ошибся. Ты права, Клара, в прочем как и всегда. Я эгоист. Настоящая свинья, не принявшая во внимание твои чувства. Ты должна была знать. Черт возьми, это первое, что ты должна была узнать обо мне. Если я причинил тебе боль, не стесняйся, скажи мне об этом. Я пойму. Пойму, если ты уйдешь, но не пойму, если останешься. Хорошо, я покажу тебе свое истинное лицо, сделаю то, что должен был, но так и не посмел.
- Ella es mi ex-esposa.* - снабжаю легкие большим потоком воздуха, готовясь к расстрелу. Все же, не при таких обстоятельствах ты должна была узнать об этом. - Sólo la verdad, lo recuerdo. Así que si ahora dar la vuelta y salir, lo entenderé.** - я делаю шаг на встречу тебе, забывая на время о Даутцен, стоящей позади. Уже не надеюсь, что ты поймешь. Уже не надеюсь, что ты простишь. Попытаться все исправить и вернуть на круги своя? Я как будто заснул в ночном поезде и пропустил остановку, а теперь, кажется, все. Поздно. Я знаю, насколько правда была важна для тебя, ведь это единственное, о чем ты просила. - Я не думал, что моя личная жизнь до т е б я   настолько важна. Sólo dame una oportunidad más. Voy a hacer las cosas bien.*** - в моем случае, все мои усилия получили лишь  обратный ход. It was a thousand to one and a million to two.
Я погиб. С этим уже ничего не поделаешь. На сей раз ничего не зависит от меня, как бы мне того не хотелось. Совершил глупую ошибку. Опростоволосился. Почему все должно было оборваться как раз в тот момент, когда мне становилось лучше? Неужели сейчас нас никто не сможет вытащить из этой грязи, в которой мы по уши погрязли?

Это случилось на рассвете. Я не скажу точно неделю или две назад. Каждый заключенный потерял счет времени, находясь в катакомбах, куда не попадает свет. Грубо вытесанные коридоры освещались либо слабыми лампами, либо фонариками, лучи которых ослепляли. Талибы старились направлять их свет прямо в глаза, будто наша дизориентация доставляла эстетическое удовольствие. К сожалению, среди пленных не нашлось тех, кто бы мог говорить на иракском языке. Они мотали головами, когда некоторые смельчаки пытались с ними заговорить по-английски, по-французски и по-арабски. Хотя я подозревала, что они понимали суть наших разговоров и редких перешептываний. На меня несколько раз в день направляли дуло пистолетов и автоматов, стоило упомянуть о нашем правительстве и о спасении. Единственный, кто разговаривал с нами на родном языке, был статный талиб в берете. Он пытал людей, пытаясь добыть информацию. Не будь он таким уродом, то вполне бы уповал на светлое будущее. Умен, умеет запугивать и добивается своего. Такой потенциал да в другое русло. Он сразу вычислил врачей и запер нас подальше от тяжелораненых. Боюсь представить скольких не удалось спасти. Сил хватало лишь на исцеление пленных в двух камерах, что находились слева и справа от меня. Я помогала снять боль у солдат, которых только вернули с пыток. Многие не выживали, поэтому наше количество резко сократилось со ста человек до двадцати восьми. Любое непослушание каралось автоматной очередью, вне зависимости от того женщина или мужчина стоял перед террористом. Одна из сокамерниц несколько дней назад поделилась радостью, что они не насилуют женщин и тут же получила пулю в голову. Хуже всего было наблюдать за тем, как вязкая рубиновая кровь вытекает из её черепа, как тающее мороженное из ведерка, а я ничего не могу сделать, иначе не смогу дальше помогать другим.
Ещё одной загадкой было, куда они девают трупы. Я сомневалась, что они погребены, как нормальные люди. Нередко самый главный талиб, тот самый мучитель, усмехаясь, запугивал расчленением. После появлялись варианты с сожжением заживо, бой насмерть с дикими животными. Самым приемлемым была братская могила, где все пострадавшие погребались в одном месте. Во всяком случае, если бы у меня был выбор, то я бы предпочла такое захоронение. Порой было невыносимо слушать стоны умирающих солдат и врачей. Кто-то терпел боль, а кто-то засыпал и больше не просыпался. Только вчера один при смерти успел сказать, что эти люди сошли с ума и ищут мутантов. Подозрение  пало на нас. Я знала, что среди нас были ещё мутанты. Они скрывались, но мой радар безошибочно определил санитара-хамелеона, младшую медицинскую сестру с аквакинезом, несколько солдат с шестым чувством и подполковника с атрофизмом. Последний смиренно ждал своего очереди, ни с кем не разговаривал и делал вид, что его здесь нет.
- Ты. – Дуло автомата было направлено на меня.
Не то, чтобы было страшно. Нет, скорее, я слишком много времени провела вне света и мало-мальской цивилизации и стала туго соображать. Недоуменно уставилась на мужчину, а он в ответ со зверской злобой посмотрел на меня и показал, что я должна подняться. Дверь открылась, и в камеру мигом влетели два талиба. Схватив меня под локти, они выволокли уставшее тело. Дальше нашлось немного гордости, чтобы идти самой, а не волочиться подобно тряпичной кукле. В моем взгляде четко читалась отрешенность и слепой героизм. Меня завели в плохо освещенную сырую комнату. Мучитель стоял спиной ко мне. Двое отчитались, что привели очередного человека на пытки.
- Ты у нас врач, так, значит? – С неподдельным интересом говорит в пустоту, а потом дал резкий приказ и меньше, чем через минуту, мои запястья туго затянули ремнями на балке. Я едва доставала носками до пола. Тело вновь заныло. То ли от испуга, то ли  от накатившей тяжести задышала чаще. – Не пытайся. Все равно не выберешься. – Он берет стул и садится напротив. – Мне не нужна твоя смерть, Лэрд. Просто скажи, кто здесь мутант, а кто нет. Ты ведь в курсе, кто во что горазд.
- Я ничего не знаю. Люди, как люди. Я простой врач, который перевязывает раны больным и колит морфин перед ампутацией конечностей.
- Врешь, Лэрд. – Он растягивает слова, пытаясь казаться добрым, но мне известно, что кроется за этим.
Раздался крик часового, что насторожило его. Незамедлительно вбежал один из тех, кто вел меня сюда, и начал бегло и встревожено что-то объяснять на своем языке. Мучитель позабыл обо мне и, схватив автомат, направился к выходу. Остановившись в проеме, он вернулся и подошел ко мне. Замах и мощная пощечина обрушивается на меня, талиб крепко берет моё лицо одной рукой и заставляет смотреть ему в глаза.
- А ты пока подумай. Хорошо подумай.
Когда он ушел, я безнадежно свесила голову, пытаясь не издавать звука, хоть слезы щекотали щеки. И вот мой радар чувствует новые способности. Одна так близко ко мне, что нахожу силы, чтобы поднять голову. Передо мной стоит девушка. Мираж? Даже если нет, то ей не место здесь.
- Там… Остальные там. Помоги им. Много раненных. Помоги им.

если будет необходимость проверить мои способности, с радостью брошу в лс))

Доктор, заберите меня, доктор, спасите меня от темноты. Доктор, почему вы мотаете головой? Вы же доктор, вы должны помочь мне. Мертвецы забирают меня, они хватаются за меня, словно я единственный источник их свободны. Спасите меня, доктор. Я устал. Я распадаюсь на куски, словно старая ваза, я не чувствую себя. Меня пугает это. Я не уверен, что это реальность. Может быть я сплю, доктор? Может мне снится кошмар? Мне нужен доктор. Я вижу мертвецов, я вижу души ушедших, мне нужна помощь. Я устал, повторяю, я устал, я хочу отдохнуть от всего этого. Пусть это делает кто-то другой, не я, я не хочу больше видеть всё это, я хочу чувствовать себя как нормальный человек. Уберите это из моей головы, заберите мои мысли, украдите мою душу, но верните мне самого себя, я хочу ощутить свободу. Я не хочу быть рабом жизни, вашим рабом, я хочу быть свободен. Заберите меня кто-то, я у с т а л.

Я с о ш е л с у м а.
Истерий с четырнадцати лет мучается от всех этих кошмаров, от видений и просто обманок зрения, он так устал от всего этого. Хочется просто спрятаться от всего этого, но это не так просто, тебя найду. Всегда его находят и эта улыбка. Улыбка темного человека с рогами, она такая пугающая, подточенные зубы, слово акульи, он бы с легкостью прогрыз мне горло. Думал Истерий, когда видел это воображаемое существо с улыбкой на ужасном лице. О том что Истерий видит разные странности знали его друзья, Карантина узнала об этом первой по одной случайности, которую Гломову совсем не хочется вспоминать. Иногда Гломову хочется просто уйти, упасть в руку темному человеку и исчезнуть, потому что он уже не мог больше это терпеть. Он так устал, он не спит ночами потому что ему снятся кошмары, он не ходит на занятия потому что просто не может подняться с кровати. Ему однажды сказали, что если так будет и дальше продолжаться его просто "выпрут из школы". Тибидохс. Милый Тибидохс - детская мечта Гломова, он так сюда хотел попасть, а теперь есть шанс, что он отправится опять в мир лопухоидов. Так что и это сильно давило на Истерия, он не хотел покидать школу, он не хотел уходить от сюда, от друзей, которых здесь нашел, от воспоминаний, которые были у него.
L O S E Y O U R Ɑ И I M
Не теряй себя, будь собой и живи. Вот слова, которые брюнет повторял себе каждую ночь, чтобы уснуть, чтобы знать и помнить, что он должен всё это выдержать. Должен, но шансов выдержать это всё слишком мало. Истерий помнит как пожелал спокойной ночи соседу по комнате, помнит как положил голову на мягкую и большую подушку, помнит, что закрыв глаза он забыл всё. Истерий не помнит как поднялся с кровати, не помнит, как вышел с комнаты и начал бродить по пустым коридорам учебного заведения. Его глаза смотрели в упор, смотрели сквозь, голос в его голове говорил ему что нужно делать, куда нужно идти, но он не отвечал на опрос Гломова "зачем?". "Зачем туда идти?", но в ответ парень ничего не слышал, голос в его голове не отвечал на этот глупый вопрос, голос в его голове продолжал говорить ему "иди, следуй, будь", повторял это словно читал молитву. Быстро, твердо и решительно. Давит. Давит. О ч е н ь давит на мозги.
- Зачем мне мозги? Я не хочу, чтобы мне кто-то щебетал в голове что я должен делать. Я устал, - тихо шепчет Истерий, опираясь одной рукой о стену. Сложно идти, голова просто раскалывается, такое чувство что на нем использовали какое-то запрещенное заклинание и теперь наблюдают за Гломовом, словно он загнанная в угол крыса, животное для экспериментов.
- Ты думаешь не о том. Оглянись, - советует ему голос в его голове и парень с великим трудом поворачивает голову в сторону и перед собой он видит того самого темного человека. Он машет ему рукой, Истерий видит лицо темного человека благодаря факелу и огню, который освещает лицо и сам силуэт темного человека. Темное создание мотает головой и идёт вперед, несколько секунд Истерий стоит как вкопанный тяжело дыша. Черт. Черт. Черт. Опять одно и тоже. Гломов идет за темным силуэтом, он следует за смертью, следует за своим Дьяволом. Водит рукой по стене, он хочет остановится, хочет прекратить всё это, но что-то не дает ему это сделать.
- Следи. Иди за ним, - повторяет голос в голове, тихий и хриплый, в этой тишине голос в голове пугает, пугает так что Истерий вздрагивает и дергает плечами, чтобы снять накатившие напряжение.
- Я хочу отдохнуть, - голос Истерия звучит странно, услышав свой голос темному стало противно. Испуганный, запуганный, словно драный кот. Как так? Почему так? Почему он такой слабак?
Гломов следует за темным силуэтом, а тот всё движется и движется. Куда он идёт? Зачем он зовет с собой Истерия? Что он хочет показать? Брюнет задерживает дыхание, когда темный силуэт растворяется в темноте. Что делать? Куда дальше? Эмпат останавливается и чувствует что кто-то дышит ему в спину. Страшно. В голове звучит тот самый голос, он говорит не поворачиваться, он говорит что нужно идти дальше и не оборачиваться назад. Истерий даже в такие моменты был очень любопытен и не послушав мерзкий голос в своей голове, брюнет смело поворачивает голову и замирает. Это похлеще любых ужасов. это куда серьезней. Лучше бы он послушал этот ужасный голос. За его спиной стоял тот самый черный человек, но выглядел он куда ужасней. Если бы не свет от факелов Истерий бы точно утонул в этой темноте. Его пугает не сам человек, его пугает лицо этого "темного человека". Без черт, один рот. Черный человек словно читает мысли Истерия и приоткрывает рот показывая ужасный и длинный язык.
Не выдержав вот такого поворота событий Истерий разворачивается и быстро ступает босыми ногами по полу.
Сколько времени он идет уже по пустым коридорам? Сколько ещё он будет слушать этот голос в его голове? Он говорит, что нужно идти, что нельзя оборачиваться или ты проиграешь. Перспектива проигрыша уже не радовала Гломова, он не хотел проигрывать, потому что не знал что может ждать его после. После увиденного он не сдержал слезы, иногда так хочется самому себе выколоть глаза и больше не плакать, чтобы больше никто не посмел назвать его плаксой. Мутным взглядом он смотрит в темноту, потирает красные от слез глаза и смотрит перед собой. Ему холодно. Только сейчас он понимает, что вышел из своей комнаты в одних трусах.
- Может завтра в таком виде заявишься на урок? Думаю тебе сразу же отпустят, Истерий.
Гломов недовольно фыркает, не будет он на уроки в таком виде заявляться, он ещё не так сошел с ума. Мысленно Гломов говорит, чтобы этот голос заткнулся и на время и вправду брюнет ощущает тишину. До того времени, пока он не услышал чужие шаги.
Раз. Два. Три. Истерий чувствует что этот кто-то скоро приблизится к нему, но в голове эти звуки слишком громкие, он не ориентируется, он просто не понимает откуда появится этот "кто-то". Развернувшись парень увидел знакомое лицо. В сотый раз Истерий говорит спасибо за освещение, хотя бы какое-то освещение. Во всем этом мраке Гломову удается разглядеть лицо своего знакомого. Своего друга. Да, друга.
- Ягун? Это ты? - тихо спрашивает Истерий, нервно облизав губы. Да что с ним творится? Как же это достало, почему он всегда боится? Он ученик темного отделение, темное отделение "славится" своей холодностью и хоть какой, но жестокостью. Так. Почему. Я. Так. Боюсь. Голос в голове смеётся, а Истерий бьёт руками по вискам, пытаясь избавится от этого ужасного голоса в голове.
- Замолчи, - шипит Глом, сжав пальцами волосы, Истерий нервно смотрит на Афанасия и наклоняет голову в бок. С Ягуном что-то не так, Гломов пытается присмотреться, но мутные глаза ничего не видят. Или просто не хотят видеть?
Когда Ягун подходит ближе, Истерий ощутимо вздрагивает и отходит от друга. Теперь ясно что он ощущал.
Он видит перед собой окровавленного Ягуна, на его лице кровь, на его одежде кровь. Истерий не любит красный цвет, он пугает своей дикостью и сейчас видя перед собой друга в крови, Гломов облокотился плечом о стену.
- Ты весь в крови. Мне страшно. Олень. Черный человек. Здесь. Страшно.