Тот странный момент, когда ты вдруг задумываешься, что лучше - вечное одиночество или же жизнь "в семье". Одиночество. А что вообще подразумевает под собой это слово? Что оно несет? Переполнено ли оно до краев болью и отчаяньем? Или же тянет за собой умиротворение и спокойствие? Или же мучения совести да самобичевание? Или понимание самого себя? Вы не замечали, насколько глубоко это слово? Всего-то каких-то одиннадцать букв, а столько смысла. И так со всеми словами. Вы не находите? Каждое из них несет как прямое, так и скрытое значение. Это удивительно, не так ли?
Впрочем, всем нам нужно одиночество. Будь-то для успокоения себя, или же, наоборот, выброса эмоций. Ведь ничего не бывает просто так. Верно? Или она снова заблуждается, путаясь во всех своих же словах и их скрытых смыслах, будто в лабиринте с Минотавром? Вряд ли. Но сейчас, именно в эту минуту, то, чего Мелани не хотела больше всего - остаться одна. Услышать от Джона слова "Уходи, я не желаю тебя больше видеть" и тому подобное. Но все-таки что-то глубоко внутри еще подсказывало. Надежда на ее спасение есть. Или Пеппер уже начала понемногу сходить с ума, не находите? Тогда где же карета скорой помощи, с мигалками и сиреной? Где команда врачей, которые надевали бы на нее смирительную рубашку? Кажется, еще рано для их выхода.
- Очень смешно, Джон, - усмехается Мелани, смотря на парня. Знаете, он стал другой. В нем уже не было того самого безумного Джона Пеппера, которого Мел знала раньше. Этого человека вряд ли бы сейчас даже Арчи мог растормошить. И кто в этом виноват? Конечно, несомненно, и даже не думайте это как-либо отрицать - Мелани Розали Пеппер, Одейр в девичестве.
Вроде бы эту сцену можно было назвать и милой, и отчасти идиллей, если бы ее никто не нарушил. Голос той самой девушки прорезает неловкую тишину. Она называет себя женой Джона. Обращается к Мелани, как к незнакомому человек (что, в принципе, так и есть) и чужой в этом доме. И знаете, что Пеппер начинает чувствовать?
Боль.
Имеет ли она цвет? Раньше почему-то казалось, что боль должна быть ярко алой, как артериальная кровь, бьющая тугой горячей струей из раны. Боль... странное слово. Если повторять его много раз, оно - да и любое другое слово - потеряет смысл, растворится в воздухе, осядет паром от горячего дыхания на оконных рамах.
Теперь она будто стала спутником. И да, она действительно яркая. Ослепляющая. Заполняющая собой все пространство - как вспышка при взрыве, которая потом непременно исчезнет, оставив после себя жгучую пустоту, которую будет уже невозможно заполнить.
Такой была и боль Пеппер сейчас. Мелани тяжело вздыхает, сглотнув ком в горле, отстраняется от Джона и смотрит на девушку. Нужно бороться за свое, помните? А Роуз совсем не собиралась сдаваться, тем более сейчас, когда все было так близко. Когда все можно было назад. Она не хотела вновь быть одним из тех зомби, что бездумно бродили по городу, якобы идя по делам. Ведь, на самом-то деле, все эти личности устраивали скопления людей в общественных местах, чтобы найти новую жертву, якобы случайно с нею столкнувшись. Почему же она считала их именно зомби, а не ловцами или искателями? Все очень просто. Посмотрите на их лица. И вы все поймете. Вы хоть раз видели, чтобы зомби улыбались? А люди в общественных местах? То-то же. Это туповатое выражение лица, а-ля "я-самый-занятой-человек-в-мире", притупленный взгляд и ровная полоса губ. А Мелани ровным счетом не отличалась от них. Ничем. Она уже была зомби. Мертвой. Которая всю свою никчемную жизнь искала свою жертву. Но так и не нашла. То ли из-за жалости, то ли из-за того, что слишком слаба духом. Не столь важно. Она не нашла. Не смогла. А может, ее "жертвой" был Джон, но она просто позволила себе его, единственный шанс на счастье, отпустить?
И, знаете, если подумать логически, она даже хуже тех самых зомби, бродящих по городу. Потому что о ней все забыли. Ее все считали мертвой. Она — ничто. Пустое место. Чертово пустое место.
- А я любимая жена, Джона, - рыжая подходит прямо к Эмме, смотря ей в глаза взглядом а-ля "я-тебя-сожгу". Голос ни капельки не дрожит и каждая фраза, будто отсеченная топором, а ее улыбка была из разряда тех, которыми можно было резать вены на запястьях. - И этот ребенок такой же мой, как и Джона, милочка.
Девушка легонько отталкивает блондинку с прохода и идет на кухню, по таким знакомым коридорам. И вот, за столом, на своем детском кресле сидит Гарри. Ее любимый сын. На лице девушки сияет улыбка, она подходит к мальчику и аккуратно берет его на руки.
- Тихо, Гарри... Мама рядом, - рыжая целует сына в щеку, еще шире улыбаясь. Первые секунды казалось, что малыш не вспомнит маму. Что он так же успел посчитать ее мертвой и забыть о ней. Но нет. Ребенок быстро успокаивается и даже начинает улыбаться. Боль в душе быстро проходит, ее сменяет другое чувство, намного лучше и позабытое за некоторое время. Счастье.

"Почему именно сегодня? Что не так? Как такое вообще возможно?" - мысли не давали покоя, вопросы появлялись один за другим. С самого утра всё складывалось как нельзя лучше и это было странно. Обычно, в течении дня, приходится сдерживать свою непоседливость и жажду приключений, но сегодня Оливер наслаждался полной свободой мыслей и действий. Ну, почти. Парень особо не парился по поводу присутствия Франсуа в собственной студии. Когда он в последний раз с кем-то работал? Месяц или два назад, не меньше. А сейчас в его личное пространство ворвались и, честно признаться, Вуд неимоверно рад. Он проведет этот вечер не один и не в клубе как сотни других вечеров. Сегодня у него будет рабочая обстановка и приятный собеседник с которым они что-то должны придумать. Подобное, несомненно радовало и парень плыл по течению жизни, надеясь на ещё более весёлое времяпровождение. Остаток дня обещался быть хорошим, но в каком-то уголке сознания, парень понимал, что счастье просто так на голову не может свалиться и за него придётся платить.
День клонился к вечеру. Холодный ветер разметал все на своем пути, спотыкаясь на горах и колоннах. Погода оставляла желать лучшего, но зимой и так сойдет. Огненно-красное, но все-равно холодное солнце садилось за горизонт, окрашивая темно-серые клочки туч в грязно-бордовый и клюквенный цвет. Знаете, Оливер ненавидит клюкву, так-что один лишь цвет мерзкой ягоды, заставил его поморщиться, прикрывая глаза. Приготовив кофе, шатен не спеша вернулся в студию, где уже Франсуа над чем-то задумался. Видимо идея пришла. Кто знает... Поставил чашки на стол, а сам притащил свое излюбленное кресло. Вуд любил посидеть в это кресле, в тишине, когда его тонкие худощавые пальцы медленно творили. И правда, иногда ему казалось, что руки от него отдельно рисуют, совсем не сочетаясь не то, что с телом, но даже с мозгом. Порой вместо портрета выходил пейзаж, а вместо человека - робот. Так что это дело интересное. В руках парня был альбом, карандаш и пара мелков. Он жил не один, следом за Оливером быстро-быстро перебирая лапами следовал крупный зверь. Кот. Имя его Найл, и он ни на шаг не отстает от хозяина. Шатен иногда называет его Найлером, уж слишком он любит животных. Плюхнувшись в кресло, поправил футболку и положил ногу на ногу. Животное заинтересованно склонило голову на бок, будто рассматривая хозяина, словно что-то новое увидел, а потом принялся рассматривать Дога. Парень усмехнулся, открывая альбом и начиная прокручивать между пальцев заточённый карандаш. - Есть какие-то идеи для начала? О чем сказку рисовать будем? Надо все тщательно продумать. Хотя, что я говорю, ты и сам все это знаешь. А то, однажды, у нас был случай в университете. Вообще таких случаев было много, но этот мне запомнился больше всего или то был Гринберг. В общем, все это не столь важно. Но такой случай был и это факт. Так вот. Один мой знакомый.. как же его звали.. вроде Майк.... или Джордж.. в общем, не важно. Так вот, это парень был настоящим придурком и всегда все делал в последний момент. Никто не знал почему, эдакая загадка в стиле Шерлока Холмса, но тут даже его дедукция не поможет. Так вот, этот парень не запланировал, не сделал проект и его исключили. А ведь хороший был парень. Жаль имени не помню. - Вуд замолчал, глядя на изумленного Франсуа. У него была одна секунда, что все обдумать, но за это короткое время он успел проклясть свой болтливый рот десять раз и мысленно попросить Бога, чтоб тот не разрешил Догу вызвать скорую. - Извини, я все болтаю и болтаю. Мой рот не затыкается когда я нервничаю, а я почему-то нервничаю, вот. - Вся его практически бредовая пятиминутная речь сопровождалась нелепыми движениями руками, чесание затылок и постоянным дерганьем карандаша. - Я тебя даже пойму, если ты сейчас уйдешь. Или вызовешь ребят со смирительной рубашкой и они увезут меня в добрую стану с милыми пони из которой еще никто не возвращался. Извини. Оливер начал задыхаться поэтому резко замолчал, но только ради того, чтоб набрать в легкие побольше воздуха. Но это лишь для того, чтоб сиплым голосом спросить: - Почему иногда люди бросают своих животных, в частности собак? - и вот мы столкнулись с вечным вопросом, на которого нет ответа. Также ученые задаются этим вопросом: Что раньше появилась курица или яйцо? Бросая животных, вы бросаете половину от себя. И вот поэтому все спрашивают: А почему мы так одиноки? И все, потому что мы бросаем самым дорогих людей, а если мы их бросаем, то уже доверия и любви не будет. Можно сказать, что данный человек очень бездушный и черствый как черный хлеб. Собака или кошка всегда будут преданы вам, потому что мы в ответе за тех, кого приручили. Но самое обидное, что люди не выполняют своих обещаний. А в семье Вуд нельзя заводить собак, так как у матери имеется аллергия на этих животных. Вот где настоящая скорбь и печаль. Темноволосый парень всегда завидовал тому человеку, у которого есть собака. Видеть, как собаки при встрече хозяина нападет на него, то он чувствовал, как внутри становится тяжело. У него есть кот, но этого мало, он бы с радостью позволил у себя жить всему Нью-Йоркскому зоопарку, вот только его мамаша всегда это контролировала. - Не обращай внимания. Просто мысли вслух. Так, а теперь давай думать насчет сказки. Пусть главный герой в ней будет.. эм.. принц! Ну, а что? Про принцесс уже уйма сказок, а принцы всегда остаются на втором плане, хотя их роль в сказке главнее. Это же они спасают милых девушек и прочая лабуда, так? А еще можно животных приплести. Много разных животных. Как ты думаешь? Это слишком бредовая идея? -В какой-то степени Оливер был прав и ему абсолютно все-равно в чем он прав, а в чем ошибся, но тем не менее это должна быть сказка для детей в картинках. И она должна быть уникальна как и сам Вуд.

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

Вечерние лучи уходящего солнца озаряли всю комнату. Белые стены окрашивались в розовые тона, а кремовая вуаль над кроватью слегка колыхалась на едва заметном ветру. Создавалось впечатление одновременной воздушности и легкости, словно ты находишься где-то среди облаков, а не на земле. Гейдж любила свою комнату за это и не раз рассказывала взрослым, что здесь она представляет себя во дворце где-нибудь на юге Франции в эпоху 1800-х годов. И тем самым вызывала улыбки и умиление на лицах взрослых, ведь по-другому и не отреагируешь на богатый фантазиями воображаемый мир маленькой девчушки. Вызывала и у Доминика, который, несмотря на свою усталость после трудового дня, выслушивал эти ее «бредни» и улыбался, понимая насколько Гейдж наивна и юна. По вечерам он ей читал сказки о сказочных принцах и принцессах и целовал на ночь, чтобы сон был добрым, крепким и красочным. И наверняка, поэтому девочка и росла таким ребенком, верящим в сказки и в лучшее на свете.
Вот и сегодня он пришел в ее комнату, как и вчера, и день, и неделю назад… и молча, наблюдал за ней, пока она наблюдала за заходом солнца. Так продолжалось бы вечно, если бы не время, которое неумолимо приближалось к отметке девять вечера на циферблате настенных часов в комнате Гейдж. – Пора спать, моя принцесса – сказал Доминик, поднимая сестренку на руки – Сегодня я приготовил для тебя еще одну хорошую сказку – продолжил он, укладывая ее в кровать и накрывая одеялом. – А в ней есть замок и принц? – спросила Гейдж первое интересовавшее ее на тот момент и дабы унять любопытство и поумерить пыл маленькой Эфрон, Дом утвердительно кивнул. – А теперь слушай – сказал он, открывая книгу на первой странице – «Однажды королевский сын давал бал в свою честь и разослал приглашения всем подданным своего королевства. Сестры Золушки были в восторге от этого и целыми днями примеряли вороха новых платьев, специально накупленных по этому случаю…»
Да, да, эта та самая, старая добрая сказка о Золушке. Внимательно слушая каждое прочитанное слово, Гейдж представляла себя на месте Золушки, представляла, как примеряет бальное платье, как появляется крестная и помогает ей собраться на бал, и как она обещается вернуться к полуночи. И больше всего внимания она уделяла тому моменту, когда крестная что-то оворила Золушке.
– Доминик…- прервала она чтение, решившись задать вопрос - А наши мама и папа любили нас? – после чего посмотрела на брата в ожидании ответа. Взгляд этих маленьких глаз словно приковывал, припечатывал к стенке того, на кого они были обращены, и при всем желании отвечать не получалось. И Ник никогда не отвечал на этот вопрос, а лишь поднимался с кровати, оставлял вместо себя плюшевого кролика, желал сладких сновидений, целовал на ночь и уходил, не закрывая до конца за собой дверь.
Пройдет еще немало лет, прежде чем Гейдж узнает почему же брат вечно умалчивал ответ на этот вопрос, а пока ей ничего не оставалось, кроме как обнимать свою игрушку и засыпать в мечтах и грезах о королевских балах и прекрасных сказочных принцах…